Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Но не будем долго испытывать любопытство читателя.
Да вы, вероятно, уже и догадались, о каком шаре идет речь?
Шар — мраморный, и сделали его полевские рабочие-мраморщики в подарок своим тагильским собратьям для памятника другу и учителю всех трудящихся — Ленину. Тот, кто бывал в Нижнем Тагиле, конечно, видел этот памятник: отлитая из каслинского чугуна фигура вождя стоит на голубоватом земном шаре, с характерно поднятой рукой.
Мощных гусеничных тракторов или другой какой механической тяги, пригодной для переброски такого груза, в те времена у нас еще не было (дело происходило в двадцатых годах). Но полевчане не захотели ждать более удобного случая. Да и тагильцы тоже желали безотлагательно ознаменовать годовщину Великого Октября сооружением монумента. Пришлось шар распилить пополам и перевозить в два приема; целиком — не осилить бы. Это напоминает перевозку глыбы гранита для памятника Петру, описанную Радищевым. Там же, у Радищева, есть о находчивости и мужестве литейного мастера; думается, не меньшую изобретательность и смелость пришлось проявить и полевским хитродумцам, чтобы одолеть в самом буквальном смысле такую тяжелую задачу.
О мраморе и «мраморских делах» у нас с Павлом Петровичем разговор начался сразу же, едва мы высадили из машины наших голопятых проводников. К слову, вниманием ребят мы пользовались везде. Стоило остановиться газику, как сейчас же откуда-то появлялось двое-трое и прилипало к автомобилю. Начинался обмен мнений:
— Кака скорость-то маленька, тоненька…
— Легковушка дак.
— Разбираются! — констатировал Павел Петрович.
Вот этим, вероятно, не придется ломать голову, как перевезти зараз три «блока» мрамора. У них дела будут позаковыристей…
Мраморский завод. Он действительно тих. Стоит около леса, единственное здание рядом — контора. Рабочий же поселок в нескольких километрах за леском.
Завод не стукнет, не брякнет. Людей почти не видно. Во дворе возвышаются горы битых плит. Они периодически пересматриваются и идут в перепиловку на плиты меньшего размера.
В старину завод готовил изделия для императорских дворцов — плиты, вазы, столы, камины. Прославился художественностью и чистотой работы. В советскую эпоху перешел исключительно на выработку мраморных изоляционных плит и ступеней. Занятие, возможно, более прозаическое, но едва ли менее важное, если учесть огромную потребность нашей быстро электрифицирующейся страны в мраморных панелях для распределительных щитов, а также в ступенях для вновь возводимых зданий. Завод полностью механизирован.
Первый цех завода — пилорамный.
Пилорама — это прямоугольная массивная деревянная рама, в которой зажато несколько десятков узких железных пил. Огромные прямоугольные глыбы серого мрамора — блоки от одного до трех кубометров объемом — распиливаются здесь на плиты. Блок перекладывается под раму, ее приводит в движение мотор: раз-два, раз-два! Вперед-назад! Одна рама делает сразу от десяти до тридцати резов и пропиливает за смену 10—20 сантиметров в глубину.
Пилы железные; чем мягче железо, тем лучше пилится. Под пилу непрерывно сыплется мелкий кварцевый песочек-«печора» (название, вероятно, от реки), смешанный с водой. Без песка пилить невозможно; твердые частицы его, задерживаясь между зубьями пилы, и выполняют основную режущую работу. Вода же для охлаждения.
Блок пилится непрерывно двое суток. По истечении этого срока он превращается в ровные аккуратные плиты.
Подумать только, что когда-то это делали вручную!
Распиливать такой блок одному человеку хватало на полгода… Если блок был длинный, садились двое с обеих сторон и вырезали за 10—12 часов изнурительного труда сантиметров 5—8 (один рез). Более непроизводительную, однообразную до отупения и жуткости работу невозможно представить.
Ныне разделывается разом несколько десятков блоков. И присматривает за этим всего несколько человек. И именно только присматривает: все делает машина.
В цехе тихо и сыро. Ритмично шуршат о камень неутомимые пилы. Чуть булькает в разрезах вода. Монотонно и глухо гудит мотор. Перестукивает на рельсах платформа-вагонетка, на которой везут в распиловку очередной блок.
Следующий цех — фрезерный. Здесь плиты обрезают и передают в шлифовальный цех — на шлифовку. Обе операции выполняются на специальных станках, похожих на обычные металлорежущие станки. Так рождаются мраморные изоляционные плиты, начиная с маленького щитка квартирного пользования и кончая гигантским распределительным на электрической или радиостанции.
У завода есть своя лесопилка (пиломатериалы нужны для упаковки). Ручной труд остался лишь в небольшом цехе, где понемножку вырабатывались из цветного мрамора различные настольные украшения и письменные приборы.
— А змеевика что-то у вас не видно? — спросил Павел Петрович, когда мы вышли из дверей завода.
— Не работаем его, — несколько смущенно ответил сопровождавший нас техрук.
— А зря. У нас же целая гора его. Твердоватей, конечно, мрамора, зато расцветка хорошая, лучше, чем изрядно надоевший серый мрамор. Надо осваивать новое сырье.
От завода до каменоломни четыре километра. На полпути между ними поселок Мраморский, бывшее Мраморское — «село на мраморе». Примечательного в нем сохранилось немного. В центре поселка наискосок от сельсовета большой деревянный дом с башенкой на крыше, бывшая земская школа и камнерезная мастерская. По бокам дома два мраморных конусообразных столба, своеобразные «пережитки» эпохи крепостничества (поставили когда-то с явной целью: знай-де наших, на мраморе живем, мрамором украшаемся! Чем не колонны!). Перед домом на лужайке вкопан еще один мраморный столб, повыше, с солнечными часами наверху. Судя по надписи, водружен в 1773 году. Он слегка покосился, и часы утратили точность.
Сразу за поселком на дороге начали попадаться большие и малые куски мрамора-сырца. Местами целые блоки лежат в стороне.
— Вишь, рассыпали, — говорит Павел Петрович.
Хорошенькое «рассыпали»! Кубометр мрамора — это три тонны. А если блоки по нескольку кубометров…
К дороге подступает молодой березняк. Из-под корней выглядывают обнаженные камни. Машина виляет из стороны в сторону, подскакивает на каменистых ухабах. Еще один поворот, и впереди под старой березой возникает небольшой домик. Здесь мраморный карьер.
Метрах в двадцати от домика старая заброшенная выработка — «пазуха». Название удачно, как нельзя лучше. Глубокая щель уходит вниз, поперек положены два толстых бревна. С помощью воротка да вот этих бревен и вытаскивали со дна «пазухи» двухсотпудовые блоки.
Стенки «пазухи» из чистого мрамора. Оголившийся камень потемнел от времени, пересечен наискось трещинами. Сверху массив его едва прикрыт тонким слоем дерна. В свое время еще Паллас писал:
«В трех верстах от Кособрода находится мраморная ломальня… Мрамор лежит почти совсем на ровном месте… Находится он здесь ужасно великими валунами…»
Близ выработки все еще стоит вертикально вкопанный в землю столб. Вокруг него когда-то ходила лошадь, запряженная в вагу, вращавшую барабан на столбе. На барабан накручивалась веревка, другим концом «зачаленная» за глыбу мрамора, которую тянули вверх. Случалось,
